А.Бланк: Если позволите, то я продолжу. Моя позиция — она дискуссионная. На самом деле, я её Викнянскому адресую. Мне кажется, что по форме деятельности Студреспублика абсолютно соответствует тому, что мы понимаем под фабрикой мысли. Т.е. Студреспублика, основная форма её существования, центральная по крайней мере — состоит в организации вот этих орг-деятельностных игр. Другое дело, что она только в последний год, на мой взгляд, выходит на решение проблем странового характера. И именно в силу того, что последний год Студреспублика начинает осознавать своё место в стране, начинает осознавать вызовы, которые стоят перед страной, как свои собственные — она становится в этом смысле также фабрикой мысли. Чего в ней нет? Что нужно было бы достраивать? Эдвокаси, которая является фактически системой реализации собственных идей, проектов в обществе — тут Студреспублика находится в своих детских штанишках. Т.е. она делает эти попытки, например, в сфере образования, но она еще не выработала полноценный как бы механизм влияния на политическое окружение.
А.Сибирякова: Какие точки роста для фабрики мысли в Украине Вы видите?
М.Минаков: Я думаю, кризис создал условия для того, чтобы think tanks получили в ближайшее время особо активное развитие, но только в нескольких секторах. Я слежу за теми фабриками мысли, которые существовали последние 10-летия. Давайте назовём их: Центр им. Разумкова, УНЦПД, МЦПД. Они продолжают свое существование, но особых прорывов в их результатах пока не предвидится. Но есть замыслы у нескольких крупных межбанковских объединений создать фабрики мысли для влияния на финансовую политику государства; тут мы можем ожидать, как минимум, 2 сильных центра. В сфере образования и проведения исследований стратегического характера я пока не вижу оснований говорить о серьезных перспективах у фабрик мысли; у нас нет финансовых ресурсов для этого.
Н.Давыдова: Должны ли быть участники think tank экспертами?
М.Минаков: Cтруктура think tank довольно простая и не очень затратная, работающая на проектной основе. Есть координационное звено, это, фактически, 3-4 человека, которые работают с заказчиками и управляют базой данных аналитиков. И есть сеть аналитиков, экспертов в узких сферах. Когда приходит заказ, создается группа, например, из экономистов, историков и социологов - и проводится исследование. Затем на основе исследований начинает работать другая группа, которую организовывает пять же этот центр - это юристы и чиновники, или бывшие чиновники, которые могут артикулировать рекомендации госорганам в виде решений или, даже, законопроектов. Затем эта же группа должна создать механизм воплощения этих рекомендаций при помощи адвокации и лоббирования.
В.Логвиненко: Кто, собственно, выбирает людей и формирует состав think tank? И можете озвучить хоть какие-то цифры, интересно, сколько это стоит или сколько это может стоить?
М.Минаков: В центре фабрики мысли находится управленческое ядро, один-два управленца, которые могут оперативно отреагировать на запрос клиента, составление технического задания и привлечение к работе ведущих экспертов. Как только ядро срабатывает по всем направлениям, мы можем сказать, что фабрика мысли состоялась. Как правило, в наших условиях, это зарегистрированная в Украине организация, но в минимальном виде это - вот такая структура. В идеале - это должна быть публичная организация с серьёзным наблюдательным советом, с пулом экспертов, которые гордятся тем, что являются экспертами этой организации, - но для этого, наверное, нужно потрать целую жизнь, чтоб создать такую организацию.
М.Атаманюк: Я, наприклад, знаю, що є аналітичні відділи на фабриках, великих корпораціях, навіть у Пінчука чи Ахметова, на які працюють математичні аналітики, які моделюють соціальні, економічні та інші процеси. Тобто, я так розумію, фабрика думки збирає всіх спеціалістів і пропонує свої послуги державі чи іншим. А на заводах і фабриках існують ці аналітичні відділи, вони що тоді дублюють функції, чи як?
М.Мінаков: Вони працюють так само у розрізі техніки, однак мають інше спрямування. Фабрика думки, як ви бачите, це публічна організація: вона може бути прибутковою, вона може бути зареєстрованою, але вона працює не на приватний інтерес, а на публічний. У цьому вона буде відрізнятися від КБ. Тому що, яким чином цей аналітичний відділ, наприклад, East Оne чи СКМ може вплинути на публічні органи влади? Тільки непублічним – скоріш за все корупційним – шляхом, правда? Але фонд, який належить тій же особі, але є більш публічним і діє з залученням публічних органів, має наглядову раду, яку, приміром, очолює колишній прем'єр-міністр Канади – він може вплинути публічно, некорупційно на рішення, які приймає уряд в економічній політиці. Якщо вплив стається – це означає не корупційний спосіб, це означає, що знайшли шляхи і раціональні аргументи в цьому фонді – уряд до них дослухався і прийняв ті чи інші рішення.
А.Копыл: Я считаю, что один из самих принципиальных вопросов из сферы деятельности think tank – это вопрос заказчика. Даже пример с метадоном: Вы говорили о родителях, которые піклуються, но если посмотреть беспристрастно, была, насколько я знаю, такая корпорация, которая получила около 50-миллионные отчисления и в итоге подсадила на метадон всю Украину. Так она тоже возможно была определённым заказчиком... Есть ли такие примеры, желательно показать, если есть такие примеры в Украине, когда заказчиком продукта являлась сама фабрика мысли или другая организация, или человек с общественным интересом, а не с приватным?
М.Минаков: Прокомментирую. Я не сторонник теорий заговора, и корпорация, которая получила [заказ] – [получила] его в результате открытого международного тендера, не украинского. А что касается заказчика, то, как правило, фабрика мысли предпочитают работать на заказы публичных организаций - это идеальная ситуация. У нас в Украине сейчас, особенно после 2005 года, очень часто муниципалитеты обращаются с заказами к центрам регионального развития. Кстати, многие из вас знают, что у вас в городе существует тот или иной центр регіонального розвитку (они когда-то создавались на гранты, в большинстве областей они умерли, но есть несколько областей, где они стали серьезным подспорьем для местных властей), которые финансируются из местных бюджетов.
Как пример приведу кейс, произошедший в Киеве. Дорожная милиция искала, как решать проблему пробок. И тогда они наняли think tank, которой сейчас уже не существует, Центр технических решений, по-моему. Ребята из Центра создали программу, которая держала в памяти все дороги Киева и все зарегистрированные автомобили в Киеве. Программа рассчитывала изменения в количестве автомобилей и прогнозировала, какое количество парковок нужно, на каких участках нужны определенные режимы движения. Скажем, вот здесь знак «поворот» нужно отменить, а здесь наоборот разрешить.
Эта рекомендации была приняты УВД Киева, работу оплатили, но ход предложенным решениям не дали. Видимо из-за того, что это ограничивало источники доходов многих людей... Это даже не смешно. Было предложено хорошее решение на несколько лет проблем пробок в городе.
Киев до сих пор задыхается от «пробок». И решение проблемы «пробок» - не только публичный интерес в сфере публичного транспорта. Если вы наложите на карту города карту диагнозов рака легких, вы увидите очень интересную картину: там, где машины стоят долго в пробках, у жителей ближайших домов диагноз рак легких зашкаливает. Для Киева – это район вокруг Бессарабки, это Большая Житомирская и т.д.
Другой пример – публичный процесс рассмотрения муниципального бюджета в Комсомольске, Полтавская область. Когда-то Полтавский центр регионального развития подготовил процедуру проведения бюджетных слушаний для городов области. Комсомольск был одним из первых городов Украины, который запустил такой процесс, и включил в статут города положение про обязательные бюджетные слушания.
П.Викнянский: Помечаю сразу на полях: образовательный контур находится без заказчика сейчас, но вызов-то в том, что если мы оставляем образование вне вообще дискурса, то мы теряем страну.
